– …в поиске неопровержимых улик, которым потом можно легально дать ход, – отрезал Свидерко. – А не в махровом буйстве чьих-то там фантазий. Что я, сам, что ли, так с обыском не мог, без вас? Набрал бы пачку ордеров с печатями и попер бы веером по всем адресам.
– Дело не в моих фантазиях, – сказала Катя. – Я так и предполагала, что просто моим словам и выводам вы не поверите. И провела самый последний тест, – она невозмутимо извлекла из сумочки диктофон.
– Это еще что? – насторожился Свидерко.
– Запись моего сегодняшнего разговора с Павликом Герасименко, – ответила Катя. – Он, как обычно, утром гулял один во дворе, и мы с ним обсуждали самые разные вещи – ворон, машины и…
Она включила диктофон. Сегодня утром, когда она подошла к Павлику, укараулив его из окна кухни, диктофон был в кармане ее шубы.
Колосов слушал: голосок у этого пацаненка был тихий, слабенький и какой-то тусклый:
– Вороны? Они из леса прилетают… тут в городе помойки есть… Машина? Эта? Нет, такая мне не нравится…
– Почему? – Катин голос на пленке звучал удивленно. – А по-моему, очень даже ничего.
– Она бракованная, – отрезал Павлик, старательно выговаривая это длинное взрослое слово. – Они все такие бракованные, вся серия.
– А что такое бракованная, что это значит? – спросила Катя.
– Ну, ломается сразу. Даже… даже до зоопарка на такой не доедешь.
– Неужели так сразу и сломается? Как же так, Павлик, она же совсем новенькая, посмотри.
– Ну и что, что новая? – капризно спросил Павлик. – Она же наша, а наши все дрянь. Хлам. Их доводить надо.
– Как это доводить?
– Как-как? Ремонтировать, чинить, – Павлик отвечал уже более охотно и обстоятельно. – С нашими намучаешься, никаких денег не хватит. Только дураки наши покупают».
Колосов посмотрел на Катю: странная какая манера речи у этого мальчишки – словно чужая, заученная с чьих-то слов, он явно подражает кому-то.
«– А умные люди какие, по-твоему, машины покупают? – спросила Катя».
Пауза. Молчание. Скрип снега.
«Вот и кончились заученные фразы», – подумал Никита.
«– Павлик, – громко окликнула Катя мальчика. – А я вот тоже машину хочу, ты мне что посоветуешь? Вот такая, например, мне подойдет?
– Не-а, что вы, – голос мальчика звучал глуше. – Это ж грузовая, «Газель» называется, на ней только вещи возят разные.
– И ваши вещи на такой машине перевозили, когда вы сюда с мамой приехали?
– Угу.
– А ты где сам-то ехал – в кузове или в кабине?
– Я на «Газели» не ехал, – ответил Павлик с грустью. – Мы потом с мамой на такси приехали.
– А разве не дядя Саша вас сюда перевозил? – спросила Катя».
Никита вздрогнул. Этот вопрос… Он был брошен так равнодушно, словно Катя уже знала, что ей ответит Павлик. Трагически заскрипел рассохшийся стул – Свидерко заворочался как медведь. Колосов увидел, как он напряженно ждет ответа мальчика.
«– Нет, – ответил Павлик. – Мы с мамой одни приехали.
– А дядя Саша приехал потом, позже?
– Потом, – голос Павлика снова стал тусклым и безжизненным. Все слабое оживление, звучавшее во время обсуждения машин, разом исчезло.
– А у него авто тоже ничего, правда? – заметила Катя. – «Волга», кажется?
– У него разные были машины, – тихо ответил Павлик.
– А он тебя на них катал?
– Нет.
– А маму?
– Да.
– А тебе с дядей Сашей разве не хотелось прокатиться?
– Нет, ни за что.
– А почему?
ПАУЗА.
Колосов и Свидерко напряженно ждали.
– А он что, жил у вас? – спросила Катя. – Дядя Саша жил в вашей квартире?
– Нет.
– Просто иногда приезжал в гости?
– Да.
– К маме приезжал?
– Да. И ко мне.
– К тебе?
ПАУЗА.
– А сейчас что, дядя Саша к вам больше в гости не приезжает?
– Нет. Он не может, – ответил Павлик, как показалось Никите, с каким-то вызовом.
– Не может? Он что же, заболел или куда-то уехал?
– Он не может, потому что его больше нет, – ответил Павлик. – Мама сказала: его больше никогда с нами не будет. А я видел: к маме милиционер приходил и показывал его карточку. Она плакала, плакала, а потом сказала, что его с нами больше не будет. Никогда.
– И ты знаешь, что случилось с дядей Сашей? – спросила Катя.
– Он умер… наконец-то он сдох! – истерически выкрикнул Павлик. – Он мертвый, его в землю зарыли. Он никогда больше ко мне не придет!»
Глава 26
Признание
К Герасименко двинулись сразу, как только был получен ордер на обыск и пока основная масса жильцов находилась на работе. Катя тоже считала, что огласка ни к чему, хотя ей с трудом верилось, что обыск, проведенный таким громобоем, как Свидерко, удастся хоть на секунду сохранить в тайне.
Колосов договорился с экспертами-криминалистами с Петровки, а Свидерко при помощи беспардонной лести и хитрых обещаний надежной милицейской крыши заполучил в опергруппу двух сторонних понятых из числа уличных торговок у метро «Сокол». На Ленинградский проспект отправились на двух машинах, с которых предусмотрительно были сняты милицейские опознавательные знаки.
В квартиру Герасименко Свидерко позвонил лично.
– Кто? – раздался за дверью испуганный женский голос.
– Пожалуйста, откройте, милиция.
Щелкнул замок, звякнула цепочка, Герасименко открыла дверь. Никита десятки раз видел ее оперативное фото, а сейчас не узнал ее – мертвенно-бледная, напряженная, испуганная маска вместо лица. Он даже не мог понять: хорошенькая эта Герасименко или нет и что вообще Бортников мог в ней найти.
Услышав об ордере на обыск, Герасименко попятилась в прихожую. Сразу откуда-то выскочил худенький белобрысый мальчик.
– Павлик, – она затравленно оглядывалась, словно ища место, где ее сыну было бы наиболее безопасно, – Павлик… подожди там… пожалуйста, посиди на кухне…
У нее был такой вид, что Свидерко, улучив момент, толкнул Колосова локтем: и дожимать не надо, фигурантка вот-вот сама поплывет! На какое-то мгновение и Никиту посетила лихорадочная надежда: все, их поиски в этом деле, возможно, окончены, потому что такие безумные, обреченные, больные глаза, наверное, бывают только у убийц, схваченных за руку.
– Светлана Михайловна, как видно, вас не особенно удивило то, что мы пришли с обыском именно к вам, – веско изрек Свидерко, оглядывая простенькую, если не сказать бедную обстановку комнаты. – Но прежде чем мы приступим к своим обязанностям, я хотел бы услышать от вас правдивый и честный ответ на один вопрос. Обещаю, что это будет обязательно отражено в протоколе в вашу пользу.
Герасименко молчала, сжавшись в комок.
– Вы были знакомы с Александром Бортниковым?
Она по-прежнему молчала, потом судорожно кивнула.
– Я прошу вас ответить, чтобы слышали понятые: вы были с ним знакомы?
– Да, была, – она выдавила из себя это еле слышно. – Мы жили… Он… приезжал сюда ко мне иногда… Но я его не убивала, здоровьем сына клянусь – я его не убивала!
Домой Катя в этот послеобеденный час совсем не торопилась. Весь путь от отделения милиции до Ленинградского проспекта шла пешком. По дороге еще заглянула в обувной магазин, угнездившийся на первом этаже дома вместо некогда располагавшейся там знаменитой на всю Москву «Смены». Катя неторопливо фланировала по просторному пустому торговому залу, рассматривала стеллажи, уставленные обувью, брала то то, то это, придирчиво разглядывала, ставила обратно. Вид ее был одновременно оживленный и сосредоточенный, как раз такой, какой обычно бывает у покупателя, решившего во что бы то ни стало купить обновку. Продавщицы, скучавшие от безделья, роем облепили Катю, наперебой советуя примерить, обратить особое внимание на скидки и на уже поступившую в продажу весенне-летнюю коллекцию. Катя замерла в немом восхищении перед стеллажом, уставленным вечерними лодочками и босоножками, украшенными разноцветными стразами. Но бог мой, если бы продавщицы только знали, насколько далеко от всего этого обувного эльдорадо были Катины мысли! Слушая веселых молоденьких продавщиц, кивая и улыбаясь на все их советы, Катя думала только об одном – о том, что не давало ей покоя с самого утра, с момента разговора с Павликом Герасименко.