Павлик сидел на диване – молчаливый и тихий. Она накричала на него без причины, а ведь он вообще ни в чем не был виноват. Компьютер – бесконечно устаревшее «железо», которым Светлана пользовалась еще на работе, в лаборатории НИИ пять лет назад, громоздился на столе у окна. С тех самых пор, как Павлик научился общаться с компьютером (а для своих шести лет он знал и умел удивительно много), он сильно изменился. По крайней мере, так казалось Светлане: Павлик, ее сын, изменился, начав играть на компьютере. И эти перемены в его характере совпали со временем переезда, а точнее, возвращения в дом на Ленинградском проспекте.
В этом доме, в этой самой однокомнатной квартире окнами на проспект, Светлана жила с самого детства – с отцом, с матерью. Они втроем ютились в одной комнате, и ничего – жили, терпели. И поначалу даже очень неплохо существовали все вместе. Отец работал инженером на «Серпе и молоте», мать – закройщицей-мастером в известном на всю Москву ателье на улице Герцена для «женщин партии и генеральских жен». Родители были молоды и, кажется, искренне любили друг друга.
А потом, когда Светлана училась в четвертом классе, все в доме рухнуло: отца за какую-то оплошность сняли с участка, понизили в должности, а затем и вовсе перевели в другой цех. Он сильно переживал и начал пить. Мать все чаще задерживалась, приходила поздно, говоря, что у нее много заказов в ателье. Но это было неправдой, она уже тогда познакомилась с будущим отчимом Светланы. Он был военный хирург и вдовец, имел двух дочерей от первого брака, гораздо старше Светланы, и приличную двухкомнатную квартиру у метро «Парк культуры».
После развода родителей Светлана почти не общалась с отцом. Только когда на пятом курсе выходила замуж и потом лежала в роддоме на сохранении – отец приезжал – больной, жалкий, спившийся, окончательно опустившийся.
А потом он умер, и она узнала, что свою квартиру он приватизировал и завещал внуку Павлику. Когда муж Светланы, Сергей, с которым они очень счастливо и дружно прожили семь лет, однажды, пряча глаза, объявил, что жить в семье больше не может, потому что любит другую женщину, Светлана, все семь лет жившая в его квартире, собралась в одночасье, забрала Павлика и, ничего не сказав мужу и его родителям, переехала на Ленинградский проспект. К счастью, в доме только закончился капитальный ремонт. На дворе стоял тихий солнечный сентябрь. Светлана благодарила отца за его посмертный дар и радовалась, что у нее и сына теперь есть свой угол и не надо ничего клянчить у мужа – ни размена, ни алиментов.
Тогда в сентябре ей казалось, что под всей ее жизнью подведена жирная черта и что ничего уже не будет, ничего не случится, кроме старости. Но жизнь тут, на Ленинградском проспекте, в доме ее забытого напрочь детства, вдруг снова и неожиданно изменилась.
И перемены все продолжались и продолжались. Вот, например, сегодня утром неожиданно погас свет… За окном серело, сочилось мглой зимнее холодное утро. Ветер качал старые тополя во дворе. «Поживу тут еще немного, покантуюсь, потерплю сколько нужно, – подумала вдруг Светлана, – а потом уедем куда глаза глядят. В Питер, или нет, лучше в Сочи, к морю, купим там квартиру. Теперь это ничего, это можно… наверное. Только надо еще чуть-чуть подождать. А потом… потом все наладится. И я наконец сама что-то сделаю для Павки…»
Павлик по-прежнему сидел на диване, поджав босые ноги. Светлане показалось, что он дремлет, как совенок в дупле. Все эти дни он спал тут, на диване, вместе с ней. А раньше ему приходилось стелить на кухне, там у холодильника стоял маленький продавленный диванчик, и было полно игрушек – на холодильнике, под столом, на подоконнике – машинки на батарейках, роботы-трансформеры «ЛЕГО» и прочие пластиковые уродцы из газетных киосков и «киндер-сюрпризов».
– Павлик, будешь завтракать? – спросила Светлана тихо. – Или хочешь еще поспать?
– Хочу завтракать, – голосок сына был совсем не сонным.
Светлана занялась завтраком. На сумрачной кухне пришлось зажечь свечу, благо одна сохранилась с Нового года. Чайник свистел на плите, за окнами светлело, и телефон-враг не звонил. Молчал. Светлана чувствовала, что постепенно успокаивается. Присела за стол, смотрела, как ест Павлик. Сама проглотила только ложку рисовой каши – аппетит напрочь пропал. Она подумала: как давно они с Павкой не сидели вот так вдвоем за столом. Когда Светлана работала в казино, все ее дни были словно разорваны пополам. Она уходила, а точнее, убегала из дома в шесть вечера, потому что ее смена была с половины восьмого, а до Кутузовского еще надо было доехать. Домой она возвращалась когда в семь, а когда и в половине девятого утра, кое-как что-то готовила, разогревала на плите, мылась и как сноп падала на кровать – поспать три-четыре часа. Ведь надо было хорошо выглядеть, держать форму.
Павлик засыпал без нее, просыпался без нее, сам вставал, мылся, ел, потом включал свой компьютер или телевизор. А вечерами он тоже все делал сам. Она даже составила ему расписание – программу на компьютере в картинках-рисунках, – когда пить кефир с печеньем, когда чистить зубы, когда укладываться в постель.
За сына в ответе была только она одна. Заботиться и следить за ним она никого не просила. Потому что это было бесполезно. После развода с мужем Светлана поняла и смирилась с мыслью, что у Павлика отца больше нет и не будет. Не изменилось это ее убеждение и тогда, когда в жизни ее начался внезапно новый период, о котором поначалу, честно признаться, она думала с некоторой надеждой. Как оказалось – совершенно напрасно.
Когда Светлана после завтрака вымыла посуду, она снова услышала шум за дверью и голоса. Выходить на этот раз она не стала, глянула в дверной «глазок». У электрощита стояли ее соседка Алла, а рядом с ней какой-то крепкий широкоплечий парень в куртке. Светлана решила: электрик, дозвались, значит, все-таки, надо же, но…
Парень, насвистывая, что-то поправил на щите, щелкнул кнопками, и свет в квартире Светланы точно по мановению волшебной палочки включился – в коридоре, в комнате, в ванной. Заурчал, заработал начавший уже таять холодильник.
«Надо все же выйти, дать ему денег за работу пополам с соседкой, а то неудобно как-то», – подумала Светлана, с тоской и ненавистью глядя на телефон. Он словно изготовился, как зверь к прыжку, и точно угрожал ей: вот сейчас, а ну-ка, держись…
Она порылась в сумке, достала кошелек, открыла дверь и…
Соседка Алла и электрик стояли, обнявшись, у щита. Бурно, пламенно целовались. От неожиданности Светлана резко, испуганно отшатнулась и захлопнула дверь. «Электрика» она узнала – он был совсем не из ЖЭКа. Это был их сосед с шестого этажа. Его лицо было Светлане отчего-то смутно знакомо, хотя ни имени, ни фамилии его она не знала. Впроде бы не знала… А сорокалетней соседке Алле он по возрасту годился если не в сыновья, то уж в младшие братья – точно.
Глава 23
Переплет
– Ну, и у кого есть мысли?
Сей риторический вопрос, заданный Николаем Свидерко, повис как гостиничная вешалка в пустом шкафу.
– Умные или хоть какие-нибудь? – спросила Катя. Она только что прибыла в отделение милиции и, не снимая шубы, нахохлившись, сидела в углу у батареи – грелась. Вид ее был совершенно невозмутим, словно все, что она только что услышала и узнала о происшествии 28 декабря, для нее никакая не новость.
– Дела надо соединять в одно производство, – сказал Колосов. – Следствие по нападению на Багдасарова немедленно возобновить и…
– А судмедэксперт не мог ошибиться? – хватаясь за последнюю соломинку, воскликнул Свидерко. – Ну это ж такое дело субъективное, черт… Хотя ты говоришь, Севастьянова заключение давала? Нет, она ошибиться не могла. У нее одного стажа сорок лет с хвостом, а сколько она этих жмуриков повидала, порезала на своем веку…
– Руслан Багдасаров, между прочим, жив и находится сейчас в больнице. Я узнавал, – заметил Колосов. – Кстати, это была ваша работа, друг мой ситный, по этому висяку. Следователь вон вас поручениями закидала, а вы ни ухом, ни рылом, ни…