– Ключи, что ли, забыла? – спросил ее Игорь.

Оля ответила: нет, просто ей страшно заходить в подъезд одной после того, как там нашли этого мертвого мужика. Она так и сказала – правду. От родителей она свой страх скрывала. Из гордости. А Игорю призналась. Он набрал код, открыл дверь.

– А меня-то ты не боишься? – спросил он.

– Нет, – ответила Оля. – Тебя я не боюсь.

– Хорошая у твоей матери тачка, новенькая совсем, – усмехнулся он. – Где ставите-то, на стоянку? А у отца вообще крутая. Служебная?

Он задавал какие-то непонятные вопросы. Они вошли в лифт.

– Рыжая, тебя как зовут? – спросил он.

– Ольга, – ответила Оля Тихих. – А у тебя шрам остался.

– Какой шрам? – он не понял. – Где?

– Вот здесь, – она коснулась его лица.

Лифт остановился на четвертом этаже. Она вышла. Потом, уже ночью, лежа в постели, Оля Тихих сто, нет, тысячу раз переживала это мгновение в лифте. Как она осмелилась дотронуться до него… Какая у него кожа… Какой у него был голос… Как он смотрел… Ей уже представлялось – он влюбился в нее. Он влюбился и стал ее парнем, ее защитником и другом. Точно таким, каким бывает с женщинами обожаемый Дольф Лундгрен, – грубоватым, нежным, отчаянным и трогательным. А может, он был влюблен в нее и раньше, только она этого не знала? Может, в той драке он вступился за нее? Хоть это и не было правдой, даже слабым подобием правды, но так сладко, так тревожно было мечтать об этом. Нет, все-таки здорово, что они переехали в этот дом! Пусть у отца тут раньше жила любовница какая-то, и родители ругаются, все равно это здорово – потому что здесь на седьмом этаже живет он. Ее Игорь.

«Путешествия» давно закончились. Голоса родителей за стеной тоже смолкли. Мама плакала. Оля подумала: все-таки как-то ненатурально она плачет, словно напоказ.

Плач за стеной… Оля вспомнила: она уже слышала его раньше. Иногда, вечерами, когда она была в своей комнате, до нее долетали эти жалобные звуки – откуда-то из недр дома. Возможно, из соседней квартиры. Только тогда плакал ребенок. Плакал, истерически вскрикивал и снова заливался плачем. А потом умолкал. Это бывало всегда вечерами – осенью, зимой. Совсем недавно – неделю назад.

Дверь комнаты отворилась: на пороге стоял отец.

– Ты не спишь, Оля? – тихо спросил он.

– Рано еще, пап.

– Как в школе дела?

– Как обычно.

Станислав Леонидович прошел в комнату и сел рядом с дочерью.

– У тебя французский в субботу? – спросил он.

– Нет, только в среду, – Оля искоса посмотрела на отца. Какой же он… старый.

– А чем займешься в выходные?

Оля пожала плечами. Отец редко интересовался ею, а по субботам часто уезжал в банк на какие-то совещания. Но иногда все же проявлял интерес, и это означало только одно: предложит на выходные отдохнуть «семейно». А это означало поездку в какой-нибудь новый, недавно открывшийся ресторан. Мама просто обожала такие семейные обеды. Она была без ума от японской кухни.

– Хочешь, в субботу съездим в то венское кафе-кондитерскую? – спросил папа. – Тебе там понравилось.

– Я со сладким завязала, пап, – ответила Оля. – Совсем. И так в брюки не влезаю.

Станислав Леонидович смотрел на дочь. Она все, конечно, слышала. И поняла, наверное. Что ж… Он смотрел на дочь, а вспоминал свой сегодняшний допрос в милиции. Там он знал, что говорить, как отвечать, как защищаться. А здесь, дома…

– Не грусти, пап, – сказала Оля. – Не вешай носа. Тебе это совсем не идет.

Коля Васин вернулся с работы в начале девятого и еще на лестничной площадке ощутил дразняще-аппетитный аромат жареного мяса. Коля подумал: жена Даша дома, с нетерпением ждет его и готовит ужин. Васины были женаты ровно один месяц и девятнадцать дней. У Коли уже полностью сформировался эталон их счастливой семейной жизни.

Он тихо открыл дверь своим ключом. Но, войдя в квартиру, мясного аромата не почувствовал. В коридоре было темно и пыльно. Дверь в единственную комнату их однокомнатной квартиры плотно закрыта. Оттуда лилась тихая приятная музыка и плыл совершенно иной сладковатый аромат тлеющих сандаловых палочек.

Антрекотами же, увы, пахло на лестнице. Это, видно, соседи с нижнего или верхнего этажа всей своей дружной сплоченной семьей садились ужинать. А на родной кухне – Коля огляделся, как и в коридоре – мрак. Возле туалета жалобно мяукал Светик – сиамский кот, питомец жены Даши. Ему по оплошности позабыли открыть дверь в туалет, где стоял его любимый лоточек.

Коля не откликнулся на призывы кота. Дрожащими, отчего-то сразу ставшими непослушными руками он рывком расстегнул «молнию» на куртке, размотал шарф. Где жена? В комнате за дверью? И там музыка-блюз, восточный аромат… Неужели она там не одна? С кем-то? С подругой? Но голосов не слышно, никакого женского трепа. И даже его возвращение домой проигнорировано. С кем там его жена? Чем так занята?

Сегодня поутру они едва не проспали – Коля на работу в офис, а жена в институт на первую пару. Она упоминала, что у них до трех лекции, а затем дополнительный семинар перед какой-то там консультацией. И она была так нежна с ним, так ласкова. А сейчас, вечером… Он ведь, кажется, сказал ей, что сегодня задержится? Работы в фирме подвалило, заказов. Или не говорил? Нет, конечно, сказал! Задержусь. И вот, пожалуйста.

Стараясь ступать на цыпочках, Коля подкрался к двери, взялся за ручку. Так и есть. Дашка там не одна. Кто с ней?! Неужели этот амбал Крольчатников – звезда институтской сборной по теннису? У них ведь с Дашкой что-то было еще на втором курсе. Он же не слепой, он все видел!

А может, там с ней сейчас этот Анзор – у которого папа якобы владелец продуктового магазина и новехонькая «Мазда»? Нет, за этого Анзора вроде бы вышла замуж Анфиса – Дашина школьная подруга. Об этом с многозначительным видом, неодобрительно поглядывая на Колю, как-то обмолвилась мать Даши. Любимая теща…

За плотно закрытой дверью сквозь музыку он услышал… Шорох. Вроде бы что-то шуршало. Коля почувствовал, что лоб его покрывается испариной. Где они? Неужели на диване?! Как поступить? Сорвать дверь с петель и убить их обоих прямо в постели? Но чем? Коля беспомощно оглядел коридор. Не ложкой-рожком ведь для ботинок? А может, оставить все как есть – не мешать, не лезть в чужое счастье, гордо удалиться? Подняться на крышу этого чужого дома и…

Кот Светик, устав взывать у двери туалета, теперь потерянно терся о ноги Коли. И тут Коля Васин почувствовал, что на глаза его наворачиваются слезы. Ну и пусть. Ладно. Все ясно. Он не станет устраивать сцен ревности и скандалов. Он просто сейчас развернется и уйдет отсюда. И направится не к лифту, нет, а пешком поднимется на чердак, на крышу. И когда все случится, когда его бездыханное тело будет лежать там внизу, на обледенелом тротуаре, эта предательница, эта лгунья Дашка поймет, какого мужа она потеря…

– Колечка? Колюнчик? Ты пришел? – раздался за дверью веселый Дашин голос. – А чего ты там притих, чего не раздеваешься? Ты голодный? Там все на кухне, на плите. Я тебе пельмешки сварила. Ты только посмотри, какие я себе сапоги сегодня купила – супер!

Дверь распахнулась, совсем павший духом Коля увидел жену Дашу. На ней был серый хлопковый Колин свитер, который она сразу же после свадьбы приспособила под домашнюю «тунику». А на ее худеньких стройных ножках, которые нравились Коле с самого первого курса, красовались сапоги из темно-бордовой кожи «под крокодила», на высоченной шпильке с модными острыми носами.

Коля растерянно озирался – в комнате никого. На диване раскрытая коробка, ком папиросной бумаги, чек валяется. На столике в глиняной курильнице эти самые сандаловые чертовы палочки.

– Ты… ты давно дома? – хрипло выдавил Коля.

– Я из института поехала сразу в Манеж. А там бродила-бродила… Мне сапоги на весну вот как нужны… Тебе нравится?

– Очень, – упавшим голосом прошептал Коля.

– Тебе правда нравится, честное слово? – Она вертелась перед ним и так, и этак, даже приплясывала. – Девять сантиметров, представляешь? Я вот думаю – не многовато ли девять для улицы?