Ключ от миража. Страница 1

Татьяна Степанова

Ключ от миража

Пролог

Чтобы прикоснуться к тайне, необязательно отправляться за тридевять земель. Достаточно порой оказаться на Ленинградском проспекте. Через широкую арку зайти во двор девятиэтажного кирпичного дома и в тот же миг перенестись в неизведанные земли, в тридесятое царство, исполненное тайны, даже еще и не подозревая, что оно действительно существует.

Зимний вечер в городе. Самый обычный вечер. Ленинградский проспект сияет огнями. Красные, желтые, оранжевые – они вспыхивают, мигают и гаснут. И снова загораются, сливаясь в разноцветный хоровод. Сотни огней, сотни машин, тысячи ярко-желтых квадратов освещенных окон. Кто спит в Москве в восьмом часу вечера? Никто не спит. Так, по крайней мере, кажется и тем, кто на улице, и тем, кто уже дома. Кто встает с кресла, подходит к окну, смотрит через затуманенное стекло. Но видит там лишь смутные тени, оранжевые огни и свое собственное отражение в черном квадрате, обрамленном серой от дождя и непогоды рамой.

Женщина из окна смотрит на улицу: фонари, шум машин, лязг трамваев, голоса прохожих. Она все это видит, все слышит. Но ничего не замечает. Она присаживается боком на широкий холодный подоконник, смотрит и думает о чем-то своем. И улыбается, скользя взглядом по сдвинутым в сторону керамическим горшочкам – там цветут фиалки и вот-вот должен распуститься долгожданный гиацинт.

Комнатные цветы милы женскому сердцу. Потому что они цветут даже зимой. И напоминают о любви. Женщина дает себе слово, что не забудет полить цветы на ночь. И потом не забудет снова наполнить водой бутылку, чтобы дать воде отстояться. Как мало надо этим комнатным символам любви. Но хлорка, очищающая воду, губительна. Она бьет не только микробов и плесень. Она убивает романтизм. Прогоняет мечту. Возвращает к реальности.

Женщина прислушивается: в квартире – тишина. Верхний свет погашен. Зажжена лишь настольная лампа. И телефон молчит. Но ничего. Это еще не смертельно. Ведь сейчас всего-навсего восемь часов вечера. И тот, кто должен, кто обязан позвонить сегодня, наверное, еще не вернулся с работы домой.

Женщина наклоняется и берет с кресла маленькую темную коробку. Гладит глянцевую поверхность крышки, но не открывает ее, словно не хочет заглядывать внутрь. Откладывает коробку, а потом снова берет в нерешительности. И снова откладывает.

Шум за окном отвлекает ее внимание. Шум мотора въезжающей во двор машины. Женщина оживляется, вскакивает на подоконник, тянется к форточке, распахивает ее настежь, выглядывает и… Нет, нет и нет. Это совсем не та машина. Другая. Чужая. Кто-то приехал домой с работы. Возможно, сосед. Вариантов множество, и с первого раза никогда не угадаешь. Женщина захлопывает форточку, неловко спрыгивает с подоконника. Вот и все. Наверное, это все на сегодня. Она смотрит на часы – как медленно ползут стрелки, эти чертовы стрелки…

Приглушенный звук нарушает тишину. Женщина прислушивается. Вот опять. Снова и снова. Плач ребенка. Из-за стены, из чужой квартиры – плач, еле-еле слышный и тем не менее так назойливо врывающийся каждый вечер в вашу комнату, в ваши мысли, в ваше одиночество.

Женщина бросает так и не открытую коробку на кресло. Идет на кухню, берет бутылку с уже отстоявшейся водой и аккуратно и бездумно, точно послушный домашний робот, начинает поливать цветы. Эти комнатные символы любви.

Глава 1

Жертва разбоя

Жизнь сразу начинает казаться серой и безрадостной, а существование тяжким бременем, когда на улице хлопьями валит мокрый февральский снег, а ваша машина вдруг ни с того ни с сего предательски глохнет посреди дороги.

Екатерина Сергеевна – Катя Петровская, в замужестве Кравченко, – криминальный обозреватель пресс– центра ГУВД Московской области, даже толком не представляла себе, где она находится. Вместе с телеоператором пресс-центра Марголиным она возвращалась из Реутова. Там находился военный госпиталь, где лечились раненные в Чечне омоновцы. О них Катя и оператор делали телерепортаж. Но на обратном пути машина – старенькие, обглоданные коррозией «Жигули» – отдала концы прямо посередине забитого автомобилями, укутанного снежной мглой Горьковского шоссе. Марголин чуть ли не по звездам определил направление – мол, мы где-то на подъезде к Окружной. Вдвоем с Катей они вышли из машины, открыли капот и тупо уставились в автомобильные внутренности. Марголин хотя бы имел представление, где там мотор. А Катя после нескольких занятий в автошколе смутно помнила только одно железное правило: если из капота внезапно повалил пар, как из вскипевшего чайника, нельзя сразу же отвинчивать пробку на какой-то там железке. Можно ошпарить руки. Но как выглядит эта железка с пробкой, Катя уже не помнила. К тому же в этом конкретном случае пар не валил. Машина просто тихо засипела и дальше не поехала. Финита.

– Может, просто бензин кончился? – со слабой надеждой предположила Катя.

Марголин мрачно хмыкнул и буркнул что-то насчет какой-то «искры», которая «не проскакивает». Где не проскакивает? Катя готова была схватить из багажника молоток и стукнуть сначала по предательнице-машине, потом по затылку неумехи, незнайки, растеряхи Марголина. Он ездил на «жигульке» лихо, руль крутил так, словно хотел оторвать с концами, но починить на месте какую-то там «искру» не мог!

– В чем дело? Поломка? Почему тогда знак аварийной остановки не выставили? Хотите, чтобы в вас врезался кто-нибудь?

Хмурый мальчик в форменном комбинезоне и ярко-салатовом жилете ГИБДД походкой охотящегося на серну барса приближался из снежной мглы посередине шоссе, игнорируя мчащиеся мимо машины. Катя уступила Марголину честь объясняться со стражем дороги. Пусть поругаются. Возраст у обоих примерно одинаков, взгляды на жизнь тоже должны совпасть.

«Салатовый жилет» ГИБДД разглядывал их служебные удостоверения весьма придирчиво, явно сначала не веря, что два этих снеговика (Катя уже перестала стряхивать снег с шубы) – коллеги и соратники по борьбе с криминальным злом. Вернув удостоверения, «салатовый жилет» с важным видом обошел машину, заглянул под капот.

– Все ясно. Откуда на такой развалюхе следуете? – спросил он, закуривая.

– Из Реутова, из военного госпиталя, – доложила Катя.

– Удивительно, как вы вообще с Никитского-то метр отъехали. Тут же… – «Cалатовый жилет» ткнул жезлом в капот и изрек длинную фразу, полную технических терминов и едких выражений по неизвестному адресу. Марголин, кажется, понял, что случилось с мотором, лицо его просветлело. – Трос найдется? – спросил «салатовый жилет». – Цепляйтесь ко мне, тут пост недалеко со стоянкой, дотащу вас. Оттуда на базу нашу звоните.

Катя пискнула «спасибо».

«Салатовый жилет» окинул ее взглядом – надо же, снеговик-то женщина, и молодая, слегка подобрел и снова распорядился Марголину доставать трос и «садиться рулить». А Катю повел куда-то вперед по шоссе. Там, мигая сине-красными огнями, как НЛО, стоял белый с синими полосами «Форд» ГИБДД. Вот так и получилось, что в половине четвертого ненастного февральского дня (по календарю была пятница) Катя оказалась на посту ДПС и самым непредсказуемым образом попала в эпицентр неких событий, имевших весьма странные, загадочные и трагические последствия.

«Жигулька» отволокли на стоянку. Марголин стал звонить на базу. А Катя стряхнула снег с шубы, сняла шапку и присела на стул у окна в тесном, жарко натопленном пространстве между пультом дежурного и нагромождением каких-то ящиков. В стеклянном павильоне ГИБДД было душно, как в бане, и светло, как в аквариуме. С улицы то и дело заходили патрульные, перебрасывались с дежурным фразами и снова скрывались за стеклянными дверями в снежном тумане. Погода вызывала у дежурного резкое осуждение. Именно от него Катя услышала странное выражение «четвертьнулевая видимость».